Шанхайский синдром - Страница 129

129

За спиной снова послышались шаги. Чэню показалось, будто он услышал девичий смех. Ну и зрелище, должно быть, являет собой старший инспектор Чэнь – застыл у витрины, которой красуются манекены в вызывающих купальниках. Он не знал, долго ли простоял так. Бросил последний взгляд на манекены и пошел прочь.

На той стороне улицы еще была открыта фруктовая лавка. Чэнь хорошо знал эту лавку, потому что мама обычно через нее срезала путь в переулок, в котором жила ее близкая подруга. В переулок можно было попасть несколькими способами. Один вход, напротив улицы Нанкинлу, частично перекрывал ларек с фруктами, который позже превратился во фруктовую лавку. Лавка полностью перегородила проход. Однако за полками с товаром по-прежнему находилась дверца, которая открывалась изнутри. Постоянные покупатели знали об этом проходе и пользовались им. Чэнь понятия не имел, как узнала о проходе мама.

Старший инспектор Чэнь раньше никогда не срезал так путь, хотя владелец лавки тепло приветствовал его, как постоянного покупателя. Он немного постоял, рассматривая яблоко, словно придирчивый покупатель. Дверь черного хода по-прежнему была на месте. Толкнув ее, Чэнь вышел в тихий переулок. Он быстро перешел дорогу и дошел до улицы Гуйчжоулу, где остановил проезжающее такси и дал водителю адрес: переулок Цинхэ, что возле улицы Хубэйлу.

Оглянувшись, он убедился в том, что за ним никто не следит.

36

Когда такси подъехало к переулку Цинхэ, леденец еще не растаял.

Остаток старший инспектор Чэнь выкинул в мусорную корзину. В нескольких шагах от него стоял идиот; он хихикал, подняв над головой целлофановый пакет, как капюшон. Возле входа в общежитие Гуань Чэнь больше никого не заметил. Наверное, люди из общественной безопасности дежурят возле его собственного дома.

По пути к комнате Гуань он никого не встретил. Вечер пятницы. Все смотрят популярную сентиментальную японскую мыльную оперу, в которой главная героиня, молодая девушка, умирает от рака. Мама рассказывала ему содержание; все были под впечатлением.

Но только не Гуань.

Печать на ее двери оставалась несломанной. Оказавшись в комнате, Чэнь закрыл за собой дверь и запер ее на ключ. Не включая свет, он достал из кармана фонарик и немного постоял просто так. Допустим, ему нужно что-то найти. Его находка имеет решающее значение. Если, конечно, то, что он ищет, по-прежнему находится здесь. Вполне может статься, это уже нашли и унесли отсюда. Соседка видела, как из комнаты Гуань выходил какой-то незнакомый мужчина. Может, ему следовало поискать тщательнее, пригласить с собой судмедэксперта. Но им так не хватает людей; с другой стороны, ему казалось, что здесь он справится и сам. В такой маленькой комнате много не спрячешь.

Куда бы сама Гуань положила то, что хотела спрятать от У?

Тот, кто вознамерился что-то здесь найти, первым делом стал бы рыться в ящиках стола, простучал бы стены, перевернул постель, пролистал все книги и журналы… Старший инспектор Чэнь уже проверил все очевидные места.

Луч фонарика плясал по комнате; он не направлял его ни в какое определенное место. Бесплодная суета – о ней написано еще в «Даодэцзин». Наконец луч остановился на обрамленном портрете товарища Дэн Сяопина, висящем на стене.

Чэнь не знал, почему фонарик задержался здесь. Он окинул взглядом тускло освещенный портрет. Для такой комнаты портрет великоват, но маленьких фотографий руководителей государства почти и не бывает. В общем, обычный портрет. В его крошечном кабинетике висит такой же.

Чэнь высоко ценил товарища Дэн Сяопина. Что бы ни наговаривали на старика, невозможно отрицать, что под руководством Дэна Китай достиг громадных успехов в экономике и, до некоторой степени, в политике. Последнее десятилетие стало свидетелем колоссальных перемен в самых разных аспектах жизни народа.

Перемены сказываются на всем – даже на том, как люди относятся к высшему руководству.

Во времена председателя Мао все обязаны были вешать на стену его огромный портрет и творить под ним утреннюю и вечернюю молитвы. Чэню вспомнились знакомые слова – сейчас их исполняют в пекинской опере: «Под портретом председателя Мао я наполняюсь новой силой». Рамка тоже должна была быть соответствующей. Позолоченная рама для богоподобного Мао. Сейчас все иначе. Выйдя в отставку, Дэн провозгласил себя «рядовым членом партии» – по крайней мере, так сообщалось в газетах. Уже не считалось обязательным вешать дома портрет Дэна. Гуань поместила портрет в светло-розовую рамку, покрытую изящной резьбой. Возможно, вначале она выбрала рамку для какой-то своей фотографии… На портрете Дэн Сяопин сидит в кресле, погрузившись в глубокое раздумье. На нем серый френч, застегнутый на все пуговицы, в руке сигарета; у ног громадная медная плевательница. За спиной – карта Китая. Лоб изборожден глубокими морщинами. Дэн Сяопин озабочен судьбой страны.

Чэнь придвинул к стене стул и встал на него. Сняв портрет со стены, он положил его на пол и перевернул. Рамку с картоном соединяли несколько зажимов. Он без труда отогнул их и осторожно снял картонную подложку.

Между самим портретом и подложкой лежал сверточек, завернутый в тонкую папиросную бумагу. Чэнь развернул его, и на стол посыпались фотографии.

Старший инспектор не верил своим глазам. Он изумленно воззрился на снимки, а снимки изумленно воззрились на него.

На первых нескольких фотографиях была запечатлена сама Гуань, полуобнаженная или совсем обнаженная, в самых замысловатых позах. Композиция выдавала в фотографе мастера своего дела. На одном снимке длинные волосы Целомудренно прикрывали ее грудь. На другом Гуань стояла, прикрывшись полотенцем, а на третьем – особенно циничном – она держала перед собой газету со своим портретом, на котором ей присуждали звание Всекитайской отличницы труда. Еще на одном снимке Гуань лежала обнаженная на коричневом коврике у камина, широко раздвинув ноги. Мерцающий огонь высвечивал все изгибы ее тела. Руки были заведены за спину и скованы наручниками, рот заткнут кляпом. Чэнь сразу узнал камин, отделанный зеленым мрамором. Такой камин он видел в гостиной У.

129