– Кстати, а свечи ты забыл, – заявила Ван, отпивая вино.
– Можно зажечь их сейчас, – предложил Чэнь. – И поставить диск с «Болеро».
Это тоже было в кино. Пара занималась любовью под музыку – волнующую, возбуждающую…
Ван пристально смотрела на него, приложив тонкий палец к щеке, – как если бы видела его впервые. Потом закинула руки за голову, стянула резинку со своего хвостика и встряхнула головой, распуская волосы по плечам. Вид у нее был расслабленный; ей явно было здесь хорошо и уютно.
Чэнь опустился на колени у ее ног:
– Что это?
– Что?
Он провел пальцем по ее босой ступне. На мизинце ноги осталось пятно от соуса. Он вытер его пальцами.
Ее рука скользнула вниз, поймала его руку. Чэнь поднял голову и, посмотрев на безымянный палец Ван, увидел тонкую полоску более белой кожи под суставом – там, где раньше было обручальное кольцо.
Они сидели, держась за руки.
Глядя на ее вспыхнувшее лицо, Чэнь подумал, что смотрит в открытую, манящую книгу. Или, может, он просто зачитался?
– Сегодня все так чудесно, – сказала Ван. – Спасибо тебе.
– Лучшее еще впереди, – отозвался Чэнь, вспоминая полузабытое стихотворение.
Он так долго ждал этой минуты.
Под легким платьем без труда угадывались изгибы стройного тела Ван. Она снова показалась ему незнакомкой – зрелой, женственной и соблазнительной.
Сколько же в ней прячется разных женщин?
Ван качнулась назад; кресло чуть отодвинулось. Потом погладила его по щеке. Рука у нее была легкой, как облачко.
– Ты опять думаешь о том деле?
– Нет. Сейчас – нет.
Он ответил правду, но сам себе удивился. Почему дело об убийстве Гуань так занимало его мысли? Оттого ли, что в нем обнажились неприкрашенные человеческие чувства? Возможно, его собственная личная жизнь настолько прозаична, что ему просто необходимо разделять чужие страсти. Или, может быть, ему просто страстно хочется драматических перемен в своей жизни?
– Я хочу попросить тебя об одной услуге, – вдруг сказала она.
– Проси что угодно, – ответил Чэнь.
– Пожалуйста, пойми меня правильно. – Она глубоко вздохнула и некоторое время помолчала. – Между нами что-то происходит, правда?
– А ты сама как думаешь?
– Я поняла это с нашей первой встречи.
– И я тоже.
– Знаешь, до знакомства с тобой я была помолвлена с Яном, но ты никогда не спрашивал меня об этом.
– Ты тоже у меня ничего не спрашивала. – Он сжал ее руку чуть крепче. – Это не так уж и важно.
– Но у тебя впереди многообещающая карьера. – Ее тонкие черты едва заметно исказились. – Она очень важна для тебя – и для меня тоже.
– Многообещающая карьера… ну, не знаю… – Ее слова были похожи на прелюдию, предисловие. – К чему сейчас говорить о моей карьере?
– Я заранее заготовила целую речь, но все оказалось труднее, чем я думала. А сейчас, когда ты так добр ко мне, мне еще хуже… гораздо хуже.
– Ван, в чем дело? Объясни!
– Ладно… Сегодня я ездила в Шанхайский институт иностранных языков. Институт требует возмещения средств, затраченных на обучение Яна – ну, ты понимаешь… Они требуют компенсации за его учебу, медицинскую страховку, за все, чем он пользовался во время учебы. Иначе мне не выдадут паспорт. Сумма большая, двадцать тысяч юаней. Может, ты сумеешь замолвить за меня словечко в паспортном отделе? Тогда мне выдадут паспорт и без справки из института иностранных языков.
– Ты хочешь получить паспорт… чтобы уехать в Японию? Все обернулось совсем не так, как он ожидал.
– Да. Несколько недель назад я подала заявление.
Чтобы уехать из Китая, ей нужен паспорт. Для получения паспорта необходимо написать заявление и приложить характеристику из трудового коллектива. А поскольку считается, что она замужем за Яном – пусть их брак чисто номинален, – ей нужно представить также справку из трудового коллектива мужа.
То, о чем она просит, трудно, но не невозможно. Раньше для получения паспорта никакого согласия трудового коллектива не требовалось. Старший инспектор Чэнь вполне в состоянии тут помочь.
– Значит, ты едешь к нему. – Он встал.
– Да.
– Зачем?
– Он получил для меня все необходимые документы; теперь я могу к нему приехать. Он даже договорился о том, что меня возьмут на работу – на китайский телеканал в Токио. Канал небольшой, никакого сравнения с тем, что есть здесь, но все же это работа по моей специальности. Между ним и мной особенно ничего нет, но такую возможность упускать нельзя.
– Но ведь у тебя здесь тоже многообещающая карьера.
– Многообещающая карьера… – губы Ван скривились в горькой усмешке, – ради которой я должна громоздить горы лжи.
Все так – в зависимости от того, как воспринимать журналистику в Китае. Будучи сотрудницей партийного печатного органа, Ван должна была писать статьи, которые не шли бы вразрез с линией партии. Интересы партии – превыше всего. О другом даже речи быть не может.
– Все-таки и у нас ситуация постепенно налаживается, – сказал Чэнь, потому что надо ведь было что-то сказать.
– С такой черепашьей скоростью… Может, лет через двадцать я и смогу писать то, что хочу. Но через двадцать лет я буду старая и седая.
– Нет, я так не думаю. – Чэнь хотел сказать, что она никогда не будет старой и седой – по крайней мере, для него. Но он не докончил фразу.
– Ты другой, Чэнь, – продолжала Ван. – Ты не такой, как я. Ты в самом деле способен что-то сделать здесь.
– Спасибо за то, что ты мне это говоришь.
– Тебя зачислили на курсы повышения квалификации при Центральной партийной школе! Ты, наверное, высоко взлетишь. А я… вряд ли поспособствую твоему взлету. – Помолчав, она добавила: – Я имею в виду, что едва ли послужу на пользу твоей карьере. И даже хуже…