Шанхайский синдром - Страница 67

– Добро пожаловать, старший инспектор, – встретила его Пэйцинь, идеальная шанхайская хозяйка, вытирая руки о фартук. – Как гласит пословица, «ваше общество осветило наше скромное жилище».

– Любое жилище, в котором устраивают пир с крабами, – великолепное жилище, – возразил Чэнь. – Спасибо вам за вашу доброту.

В комнате вокруг стола едва разместилось бы четыре стула. Поэтому они втроем сели на стулья, а с четвертой стороны тихо сидел на кровати их сынишка Циньцинь.

Циньцинь был длинноногий, большеглазый, круглолицый; впрочем, увидев гостя, он от смущения спрятал мордашку за книгой с картинками. Стесняться он перестал, только когда на столе появились крабы.

– Где ваш отец, Старый Охотник? – спросил Чэнь, кладя палочки на стол. – Я еще не поздоровался с ним.

– Его нет дома; он патрулирует рынок.

– По-прежнему в строю?

– Да, это долгая история. – Юй покачал головой.

Выйдя в отставку, Старый Охотник записался в добровольную народную дружину. В начале восьмидесятых, когда частные уличные торговцы были вне закона или, на политическом жаргоне, считались «капиталистами», старик взял на себя ответственность по охране святости государственного рынка. Однако вскоре частную торговлю узаконили и даже провозгласили необходимым дополнением к социалистическому рынку. Правительство больше не вмешивалось в частный бизнес – если предприниматели исправно платили налоги. Но старый сыщик все равно продолжал ходить на рынок, как на работу, хотя дел у него там теперь не было. Ему просто приятно было чувство, что он может принести хоть какую-то пользу социалистическому строю.

– Поговорим за едой, – вмешалась Пэйцинь. – Крабы ждать не могут!

Крабовый пир удался на славу. Круглые красно-белые крабы в маленьких бамбуковых пароварках красиво смотрелись на фоне белоснежной скатерти. Среди сине-белых блюдец лежал медный разделочный молоточек. Рисовое вино было подогрето до нужной температуры. Оно стояло под лампой и оттого горело, как янтарь. На подоконнике в стеклянной вазе стоял букет хризантем – пусть он слегка поредел, поскольку был срезан два-три дня назад, он все еще смотрелся выигрышно.

– Жаль, что я не догадался захватить мой «кэнон». Надо бы сфотографировать стол, крабов и хризантемы, – сказал Чэнь, потирая руки. – Как будто иллюстрация из «Сна в Красном тереме».

– Вы ведь имеете в виду двадцать восьмую главу? Баоюй и его «сестры» сочиняют стихи на крабовом пиру. – Пэйцинь вынула из крабовой ножки мясо для Циньциня. – Увы, нашу комнату не сравнишь с Садом Роскошных зрелищ.

Юю было приятно, что они только что побывали в том Саду. Теперь он тоже в состоянии оценить сравнение.

– Но ведь наш старший инспектор – настоящий поэт. Он прочтет нам свои стихи.

– Не просите меня читать, – возразил Чэнь. – Когда я ем крабов, мне не до стихов!

– На самом деле для крабов сейчас еще не сезон, – словно извиняясь, проговорила Пэйцинь.

– Да нет, они очень вкусны.

Очевидно, Чэню понравилась изысканная стряпня Пэйцинь. Особенно он налегал на соус чжису, который ему то и дело приходилось подливать. Доев золотистую пищеварительную железу самки, Чэнь вздохнул от удовольствия:

– Однажды Су Дунибо, поэт эпохи Сун, сказал: «О, если бы я мог наслаждаться крабами без того, чтобы рядом не сидел винный надзиратель!»

– Что еще за винный надзиратель? – Циньцинь первый раз подал голос во время ужина, выказав интерес к истории.

– Винный надзиратель был мелким чиновником в XV веке, – пояснил Чэнь, – как в наши дни офицер полиции среднего звена. В его обязанность вменялось лишь одно: следить за поведением других чиновников на парадных пирах и праздниках.

– Ну, вам не нужно об этом беспокоиться, старший инспектор Чэнь. Пейте в свое удовольствие, – засмеялась Пэйцинь. – Ужин у нас не парадный, а начальник тут вы – ведь вы начальник Юя.

– Госпожа Юй, я в восхищении от вашего ужина. Крабовый пир! Я долго, очень долго мог только мечтать о нем.

– Все благодаря Пэйцинь, – сказал Юй. – Ей удалось достать крабов по госцене.

Все отлично знали, что купить крабов по госцене – неслыханная удача. По крайней мере, по официальной цене. Так называемые госцены еще существовали, но в основном в газетах и в данных государственной статистики. На свободном рынке цены были выше в семь-восемь раз. Однако государственным ресторанам время от времени, в начале и в конце сезона, привозили одну-две бочки крабов. Вот только до посетителей эти крабы почти никогда не доходили. Как только их привозили, их распределяли между сотрудниками ресторана.

– Чтобы покончить с ужином, съедим еще лапшу. – Пэйцинь держала в руках огромную супницу; на поверхности бульона плавали кусочки розовой ветчины Цзиньхуа.

– Что это?

– Лапша «из-за моста», – пояснил Юй, помогая жене водрузить на стол супницу, полную прозрачной рисовой лапши, а также расставить тарелочки с закусками: нарезанной тонкими ломтиками свининой, рыбным филе и зеленью.

– Ничего особенного, – улыбнулась Пэйцинь, – просто блюдо, к которому мы привыкли, когда как представители «грамотной молодежи» жили в провинции Юньнань.

– Лапша «из-за моста»… Кажется, я слышал об этом необычном блюде. – В голосе Чэня слышалась радость истинного гурмана. – А может, читал о нем. Его называли очень специфическим, но пробовать его мне еще ни разу не доводилось.

– Вот что о нем рассказывают. – Юй, неожиданно для себя, пустился в разъяснения. – В эпоху династии Цин один образованный муж занимался в уединенном домике на острове, готовясь к экзамену на должность чиновника. Жена приготовила мужу одно из его любимых блюд, куриный суп с лапшой. Чтобы принести суп мужу, жене нужно было перейти длинный деревянный мост. Когда она дошла до острова, лапша остыла и утратила свой свежий, хрустящий вкус. Поэтому в следующий раз жена понесла две чаши: одну с горячим бульоном, сверху которого она налила масло, чтобы суп не остыл, а в другой миске она несла промытую лапшу. Она не смешивала лапшу с бульоном, пока не доходила до домика. Естественно, суп получился изумительный; ее муж, ощутив после обеда прилив сил, хорошо подготовился и успешно сдал экзамен.