Шанхайский синдром - Страница 79

К оглавлению

Иногда Чжану казалось: дочь страдает нарочно, чтобы помучить его.

– Папа, тебе не за что себя винить.

– Что еще мне остается делать? В свое время я плохо заботился о тебе. А сейчас я уже старик.

– Мне не нравится твой голос. Ты что, перетрудился?

– Нет. Последнее дело, а потом я выхожу в отставку.

– Береги себя!

– Хорошо.

– В следующий раз, когда приеду в Шанхай, привезу тебе парочку кур из Лухуа.

– Не стоит беспокоиться.

– Здесь говорят, куры из Лухуа полезны для людей пожилого возраста. Я вырастила полдюжины кур. Настоящей лухуайской породы!

Дочь все больше и больше превращалась в типичную крестьянку-середнячку.

Щелчок. Чжан услышал, как дочь повесила трубку. И мертвая тишина. Дочь далеко – в тысяче километров от него. Как много лет прошло с тех пор, когда они с ней разговаривали по душам!

Чжан медленно вернулся назад, к письменному столу. Папка еще лежала там; он пролистал заметки, которые сделал на совещании, изучив все еще раз. Потянулся через весь стол за сигаретами, но обнаружил, что пачка, валявшаяся рядом со стаканом для ручек, пуста. Он сунул руку в карман и нащупал какую-то скомканную бумажку.

На бумажке его собственной рукой был записан номер телефона, но чей – Чжан забыл. На секунду ему показалось, будто он гораздо ближе к У Бину, который сейчас один, без сознания, лежит на больничной койке. Всю жизнь товарищ У Бин боролся за дело коммунизма. И что теперь? Овощ, бессильный помочь собственному сыну, которого пытаются обвинить в убийстве. Нет-нет, поспешил убедить себя Чжан, его недовольство ходом расследования вовсе не связано с сочувствием У Бину. И дело вовсе не в том, что на передний план выходят молодые, которые зарабатывают кучу денег, и не в том даже, что старший инспектор Чэнь посмел бросить ему открытый вызов. Сейчас модно винить во всем золотую молодежь, «партийных деток». И подвергать сомнению руководящую роль партии.

Но что, если У Сяомин все же совершил убийство? Разумеется, преступник должен понести наказание. Но… будет ли это в интересах партии? Учитывая современные веяния, их дело лишь подбросит масла в огонь.

Чжан никак не мог найти ответ на мучившие его вопросы.

Что значит возраст! Насколько все было легче, когда он только вступил в партию. В 1944 году он, способный студент, бросил институт и горными тропами, где на ослике, а где пешком, пробрался в Особый район, контролируемый КПК. Он познал все тяготы походной жизни. Жил неподалеку от Яньаня в пещере вместе с четырьмя товарищами, работал по двенадцать часов в день и читал при свечах. Через три месяца, случайно посмотрев на свое отражение в реке, он не узнал себя. Угрюмый, небритый, голодный – в нем почти ничего не осталось от молодого интеллигента из большого города. Но Чжан полагал, что его страдания не напрасны. Он верил в то, что делает нужное дело для своей страны, для народа, для партии. И для себя тоже. Те годы были счастливыми.

Жизненный путь комиссара Чжана нельзя было назвать гладким. Однако он никогда не сомневался в верности избранного пути.

Но сейчас…

Наконец он решился.

Он напишет Цзян Чжун, старой соратнице, которая до сих пор занимает важный пост в министерстве общественной безопасности. Пусть с данным вопросом разбирается высшее руководство. Они знают, как решить такой щекотливый вопрос, независимо от того, виновен У Сяомин или нет. Интересы партии прежде всего!

К письму Чжан приложил также текст стихотворения «Ночной разговор», подчеркнув в нем несколько слов. Его прямой долг – поделиться с руководством своей озабоченностью по поводу идеологической незрелости старшего инспектора Чэня. Несмотря на все свои усилия, он так и не понял, что именно пытался сказать Чэнь своими стихами. Однако главное – не то, какой смысл вкладывал в стихи автор. Главное – восприятие читателей. Если у кого-то слово «площадь» вызовет ассоциации с недавними событиями на площади Тяньаньмэнь, такие стихи лучше бы и вовсе не появлялись. Точно так же и их расследование: реакция людей является объектом первостепенной заботы партии.

Комиссар Чжан прекрасно отдавал себе отчет в том, какую роль может сыграть его письмо в судьбе старшего инспектора Чэня. Ну и пусть – он человек молодой, для него это еще не конец света.

22

Гуанчжоу.

Старший инспектор Чэнь стоял на железнодорожном вокзале, заполненном народом. Люди ехали сюда со всех уголков страны. Гуанчжоу, экономический и культурный центр Южного Китая, быстро превращался во второй Гонконг.

Как ни странно, если верить путеводителю, который держал в руке Чэнь, история Гуанжчоу гораздо древнее истории Гонконга. В путеводителе описывались давние контакты жителей Гуанчжоу с западными торговцами-варварами. В то время Гонконг еще был простой рыбацкой деревушкой. Однако все тридцать лет, прошедших после 1949 года, Гуанчжоу, в силу своей близости к Гонконгу, был объектом особого надзора. В результате его культурное и экономическое развитие замедлилось. И лишь в начале восьмидесятых годов, когда товарищ Дэн Сяопин совершил инспекционную поездку в южные провинции и провозгласил политику открытых дверей, все начало меняться. С развитием рыночной экономики и ростом частного предпринимательства Гуанчжоу и окружающие его города буквально преобразились. В Гуанчжоу, как в Шэньчжэне, соседнем городе, объявленном особой экономической зоной, быстро расли небоскребы. Город стал «особым» – в том смысле, что здесь не действовало большинство ортодоксальных социалистических правил и норм. Преимущества социализма нашли новое определение в смысле лучшей жизни и процветания народа. В город потоком хлынули иностранные капиталы и инвестиции. Гонконг стал еще ближе благодаря недавно построенной железнодорожной ветке.